• Тюрки В Доистории Скачать
• Тюрки В Доистории
• Олжас Сулейменов Тюрки В Доистории Скачать

May 3, 2009 - Кроме того, к моему приезду была приурочена презентация книги «Тюрки в доистории», вышедшей на украинском языке.

Тюрки в доистории: о происхождении древнетюркских языков и письменностей. Авторы: Олжас Сулейменов. Подробнее о книге. Книги в Google Play. В нашем крупнейшем в мире магазине представлены электронные книги, которые можно читать в браузере, на планшетном ПК, телефоне или специальном устройстве. Перейти в Google Play ». Отзывы пользователей. «Тюрки в доистории» (о происхождении древнетюркских языков и письменностей).

Полный текст автореферата диссертации по теме 'Тюрки в византийском мире в XIII-XV вв.' Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования Московский государственный университет им. Ломоносова Исторический факультет Кафедра истории Средних веков и раннего Нового времени 005009388 На правах рукописи Шукуров Рустам Мухамедович ТЮРКИ В ВИЗАНТИЙСКОМ МИРЕ В ХШ-ХУ ВВ. Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Шукуров, Рустам Мухамедович ВВЕДЕНИЕ.

Постановка проблемы. Методологическая основа. Степень изученности темы. Структура исследования. ВИЗАНТИЙСКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ ТЮРКОВ: ОБРАЗЫ И ЗНАНИЕ. Данные ономастики.

О византийской эпистемологии. Локативный критерий и теория климатов. Двухчастная классификация: роды и виды. Родовые категории. Видовые категории. Концепт Перош. Изъяны метода.

Языковый критерий. Языки тюрков. Тюрки и конфессиональная идентичность.

Браки с мусульманами. Проблема истинности крещения. Введение диссертации 2011 год, автореферат по истории, Шукуров, Рустам Мухамедович На протяжении всего существования с IV по XV. Византия находилась в тесном и многообразном контакте с цивилизациями и народами Востока.

В ранневизантийское время главным контрагентом Византии на Востоке была Сасанидская держава. Структура взаимоотношений с восточными народами усложняется - на Ближнем Востоке Сасанидский Иран сменяет новая сверхдержава - мусульманская империя (сначала Омейядский, а затем Багдадский халифаты), а в Северном Причерноморье утверждаются тюркские народы, перекочевавшие на Запад из глубин Северо-Восточной Азии. Вплоть до ХП-ХШ вв. Центр тяжести политической, культурной и / экономической жизни располагался в Восточном Средиземноморье, обнимая византийские территории и мусульманский Ближний Восток. Именно на восток от Византии располагались сверхдержавы, сравнимые с ней цивилизационным потенциалом. Поэтому не случайно, что вектор жизненных интересов Византийской империи был направлен на Восток.

С ним Византийскую империю связывали многообразные коммуникативные каналы, именно оттуда в империю шли жизненно важные для нее информация и товар. Центральное положение Восточного Средиземноморья и Ближнего Востока в цивилизационных структурах ойкумены предопределяло остроту политического и культурного соперничества в регионе, одним из неизменных субъектов которого являлась Византии. На протяжении большей части своей истории Византия находилась в состоянии перманентной борьбы с восточными соседями за главенство в Восточном Средиземноморье, за контроль над торговыми потоками и территориями, которая нередко выливалась в крупномасштабные вооруженные конфликты, сравнимые с «мировыми войнами» новейшего времени. Отношения с Востоком отнюдь не сводились к военному противостоянию, однако война была важным элементом этих отношений, и для византийской ментальности традиционно наиболее опасный и опытный враг располагался на Востоке. Соперничество с Востоком складывалось по-разному.

С Сасанидским Ираном империи удавалось сохранять статус-кво; своего рода эпилогом византийско-иранского соперничества явилась поистине «мировая» война 602—628 гг., которая охватила огромные пространства от Египта до Армении и самого Константинополя. В последующую эпоху, начиная с VII в., мусульманские завоевания значительно сократили территорию Византии и значительно ослабили ее политико-экономический потенциал как сверхдержавы. Византии понадобилось более трех столетий, чтобы оправиться от мусульманского натиска и частично восстановить свои позиции. Византия испытала новые удары со стороны тюркских народов, наводнивших территорию империи на севере на Балканах и на востоке в Анатолии. Империя оказалась на краю гибели, и вновь, как в прежние эпохи, в XII. Она нашла силы стабилизировать ситуацию и восстановить свой престиж великой державы. Однако в ХШ-ХУ вв., после катастрофы 1204 г.

И захвата латинянами Константинополя, противостояние с тюркскими народами вступило в новую фазу. Если на Балканах давление со стороны кочевых тюрков к XIII. Не представляло серьезной угрозы, то анатолийские тюрки, создав преуспевающее смешанное оседлое и кочевое общество по среднеазиатскому типу, постепенно усиливали давление на империю.

Ко второй половине XIV. Византийцы, по существу, проиграли соперничество с анатолийскими тюрками; окончательное падение империи стало лишь делом времени. Настоящее исследование посвящено заключительному периоду в истории Византии, который завершился в середине XV.

Гибелью византийской цивилизации -одного из самых замечательных и влиятельных цивилизационных феноменов средневековья. Постановка проблемы Актуальность нашего исследования обусловлена тем, что взаимоотношения Византии с тюрками с самого зарождения византинистики как научной дисциплины в ХУ-ХУ1 вв. Продолжают занимать центральное место. Пожалуй, нет ни одного обобщающего исследования по истории Византии Х1-ХУ вв., которое бы могло обойти эту тему. Причем, следует отметить, на более ранних этапах развития византинистики тема тюрков занимала даже большее место по сравнению с поздней историографией: лишь с развитием науки в XIX и XX вв. Стали открываться иные горизонты византийской истории, формулировались новые проблемы внутренней социальной, культурной, духовной и экономической жизни империи1. Одной из принципиальных проблем истории Византии, которая до сих пор так и не получила систематического разрешения, является вопрос о причинах стремительного упадка и гибели византийской цивилизации в XIII—XV вв.

Коренной вопрос заключается в следующем: почему византийский мир, прежде столь устойчивый и гибкий перед лицом многих внутренних и внешних изменений, вдруг исчерпал свою жизненную силу и не смог найти адекватного ответа на очередной вызов истории? Основной чертой ранней историографии взаимоотношений Византии и тюркского мира является эмпиризм.

Поскольку в трудах историков XVII-XIX вв. Преобладала политическая история, история войн, характеров, I придворных и дипломатических интриг, то византийско-тюркские отношения рассматривались исключительно в измерении политическом и персональном. В концептуализации этой проблематики наиболее влиятельной была идея религиозного и культурного противостояния христианства и мусульманства. Причем эта базовая концепция была унаследована от средневековой (западноевропейской и византийской) историографии. Надолго ставшая влиятельной версия византийско 1 Подробнее см., например, очерки ранней западноевропейской историографии: Pertusi A. Bisanzio е i Turchi nella cultura del Rinascimento e del Barocco.

Milano, 2004; Europa und die Türken in der Renaissance / Hrsg. Guthmüller, W. Tübingen, 2000; Bisaha N. Renaissance Humanists and the Ottoman Turks / PhD Dissertation, Cornell University. Тюркского конфликта формулируется в знаменитом труде Эдварда Гиббона1. Исследователь рассматривал турецкие завоевания как следствие интриг, трусости и раздоров в византийской среде.

Этому разладу, предательству и трусости противостояли турки, которых он характеризует как «ennobled by martial discipline, religious enthusiasm, and the energy of the national character»2. Картина исторического проигрыша Византии в передаче Э. Гиббона выглядит весьма схематичной и упрощенной: с одной стороны, это необъяснимые военная мощь и непреодолимое стремление к завоеванию со стороны мусульман, а с другой стороны, персональная воля предателей-византийцев привели цивилизацию к катастрофе. Последующие поколения исследователей недалеко ушли от схемы Э. Гиббона в объяснениях исторического проигрыша Византии, принимая во внимание два класса гетерогенных (хотя и связанных) факторов — так называемые внутренние, порожденные изменениями в собственно византийских общественных и хозяйственных институтах, и, с другой стороны, внешние, привнесенные из-за пределов византийского мира, с тюркско-мусульманского Востока, Западной Европы или тюрко-славянского Севера. Исследователи вполне единодушны в том, что решающую роль в судьбе Византии сыграли не только внутренний (хозяйственный и социальный) кризис, но и внешний удар турок, в одночасье покоривших Анатолию, часть Балкан, а затем и сам Константинополь. При этом, турецкий (тюркский) вопрос решительно выводится за рамки внутренней 1 Gibbon Е.

History of the Decline and Fall of the Roman Empire. London, 1994 (наиболее близкий к первоначальному текст); Gibbon Е. History of the Decline and Fall of the Roman Empire / Ed. London, 1909-1914 (отредактированный выдающимся английским византинистом). Жизни империи, тюркское начало квалифицируется как нечто сугубо чуждое и противоположное византийскому миру, а потому вдвойне разрушительное1.

Кажущаяся самоочевидность такого толкования тюркского вызова долго препятствовала серьезному изучению конкретных механизмов освоения тюрками византийской ойкумены. При этом, особо подчеркнем, что описание таких механизмов никак не может ограничиваться лишь разработкой сугубо тюркологической тематики, сводимой к реконструкции «методов тюркского завоевания»2. Первые важные шаги в сторону воссоздания механизмов разложения византинизма под воздействием тюркского начала делались не столько в обобщающих историях, сколько в узкоспециальных работах, фокусировавшихся на исчерпывающем анализе компактных коллекций источников. Наиболее ранняя и яркая попытка такого рода была предпринята Альбертом Вехтером, учеником Г. Гельцера, в небольшой монографии «Der Verfall des Griechentums in Kleinasien im XIV. Jahrhundert»Основываясь, преимущественно, на актах Константинопольского патриархата и Notitiae episcopatuum, А. Вехтер убедительно продемонстрировал стремительно См., например, наиболее авторитетные общие истории: Finlay G.

The History of Greece from its Conquest by the Crusades to its Conquest by the Turks and of the Empire of Trebizond: 1204-1461. Edinburg & London, 1851; Finlay G. A History of Greece from its Conquest by the Romans to the Present Time. Oxford, 1877; Ostrogorsky G. Geschichte des Byzantinischen Staates. München, 1963; Васильев A.A.

История Византийской империи. СПб., 1998; Успенский Ф.И.

История Византийской империи (X1-XV вв.). М., 1997; История Византии / Ред. М., 1967; Le monde byzantin / Ed. A Method of Conquest or a Stage of Social Development? Ottoman Methods of Conquest // Idem.

The Ottoman Empire. Organization and Economy. London, 1978.

Der Verfall des Griechentums in Kleinasien im XIV. Leipzig, нараставший кризис в анатолийском христианстве в XIV. Эта книга замечательна явным несоответствием между сугубой фактографичностью и сухостью исследовательской манеры автора и ярко выраженным концептуальным зарядом самого подхода к материалу. Вехтер скуп на аналитические рассуждения, но сама идея рассмотреть изменения в организационных структурах Церкви в этно-культурном (а не только историко-церковном) ракурсе стоила многого.

Он обозначил один из базовых индикаторов и, одновременно, действенных факторов угасания византинизма на территориях, перешедших под контроль мусульман, а именно развернувшийся процесс дехристианизации и деэллинизации анатолийского этно-культурного пространства. Следующий принципиальный шаг в осмыслении проблемы был сделан много десятилетий спустя Спиросом Врионисом, выдающимся американским византинистом греческого происхождения, концепция которого органично включила в себя и развила подход А. В монографии и последующей серии статей Сп. Врионис открывает и обосновывает фактор номадизации наиболее густонаселенных и хозяйственно значимых регионов Анатолии, которая влекла за собой массовое и скоротечное вытеснение земледельцев-автохтонов с их земель. Причем, как подчеркивает Сп. Врионис, в отличие от Сасанидов и арабов прошлых эпох, тюрки захватывали анатолийские земли не столько вследствие крупномасштабных сражений регулярных армий, сколько в результате спонтанных множественных миграций кочевников. Освоение византийской Анатолии тюрками рассматривается Сп.

Врионисом как следствие завоевания/миграции, которое вводило в действие на занятых землях два параллельных процесса - депопуляции территорий и исламизации тех греков, которые остались под властью тюрок. В течение нескольких лет, от силы десятилетий, занятые тюрками территории лишались большей части греческого населения, а оставшиеся греки скоро теряли свою конфессиональную и этническую идентичность. Таким образом, депопуляция, деэллинизация и исламизация делали византийскую реконкисту территорий абсолютно невозможной.

Нарастающие территориальные потери вели не только к экономическому упадку Византии, но и (что может быть важнее) к истощению ее человеческого ресурса. Два связанных процесса деэллинизации и исламизации, виртуозно продемонстрированные Сп.

Врионисом на материале источников Х1-ХУ вв., признаются в современной науке основными движущими силами в освоении тюрками византийского мира1. В толковании Сп.

Вриониса проблема византийско-тюркского взаимодействия остается в русле проблематики политического и этно-конфессионального соперничества между греко-христианскими и тюрко-мусульманскими мирами. Его концепция закрепляет за тюрками статус внешней по отношению к византийскому миру силы, разрушительные для эллинизма потенции которой реализовывались почти исключительно через или вследствие открытого насилия. Decline; Vryonis Sp. «The Decline of Medieval Hellenism in Asia Minor and the Process of Islamization», the book and its Reviewers ten years later // Greek Orthodox Theological Review. 225-285; Vryonis Sp.

'The decline of medieval Hellenism in Asia Minor and the process of Islamization from the 11th through the 15th century': the book in the light of subsequent scholarship, 1971-98 // Eastern Approaches to Byzantium / Ed. Aldershot, 2001. 133-145; Vryonis Sp. Nomadization and Islamization in Asia Minor // DOP. 43-71; Vryonis. На понтийском материале подход Сп.

Вриониса развивал Э. Брайер в классической работе: Вгуег А. Greeks and Türkmens: the Pontic Exception // DOP. Обобщающие монографии последних десятилетий XX в., в которых транслируются подходы Сп. Вриониса: Savvides A. Byzantium in the Near East.

Thessaloniki, 1981; Werner E. Die Geburt einer Grossmacht - Die Osmanen.

Ein Beitrag zur Genesis des türkischen Feudalismus. Wien, 1985; Nicol D.M. The Last Centuries of Byzantium, 1261-1453. Cambridge, 1993; Angold M. The Byzantine Empire, 1025-1204: a Political History. London & New York, 1997; Bartusis M.

The Late Byzantine Army: Arms and Society, 1204-1453. Philadelphia, 1992. В сходном направлении - постулировании непримиримой чуждости греческого и тюркского субстратов, - двигались наиболее влиятельные школы тюркологии и османистики. В 1936-1938 гг. Пауль Виттек выдвигает быстро завоевавшую признание концепцию «гази», согласно которой главенствующим этосом анатолийских тюрков, и в особенности, османов в XIII.

Была идея газавата, т.е. Священной войны с христианством, а сами тюркские правители именовали себя и своих воинов гази «борец за веру»1. Виттека в силу недостаточности восточной источниковой базы носила довольно умозрительный характер. Исследования Сп. Вриониса, писавшего через тридцать лет, в силу его опоры на богатый греческий источниковый материал, более предметны и детальны. Однако концепции противостояния греческого и тюркского субстрата, несмотря на свою влиятельность и даже самоочевидность в контексте науки того времени, не были единственными.

Пересмотр и корректировка концепций противостояния выстраивается по двум линиям, причем, развиваемым по большей части тюркологами и османистами. Во-первых, «теория гази» в последние десятилетия подверглась решительной критике.

Так, например, Руди Линднер в ставшей классической монографии показал, что «концепция гази» основывается лишь на одной единственной надписи в Бурсе от 1337 г., чтение которой сомнительно по палеографическим причинам. Ее явно недостаточно для построения универсальной концепции. Никакой «идеологии гази» в тюркской анатолийской среде XI-XIV вв. Не 1 Wittek P.

Deux chapitres de l'histoire des Turcs de Roum // Byzantion. 285-319; Wittek P.

De la défaite d'Ankara à la prise Constantinople H RÉI. 1-34; Wittek P. The Rise of the Ottoman Empire. London, 1938; Wittek P.

The Taking of Aydos Castle: A Ghazi Legend Transformed // Arabie and Islamic Studies in Honour of A.R. London, 1965. Существовало, тюркские вождества1 и государственные образования Анатолии воевали как с христианами, так и с соседними мусульманами. Османский эмират стал превращаться из вождества в государство через седентеризацию кочевников и освоение византийских и иранских техник в экономике и управлении, пользуясь услугами многочисленных христиан. Следовательно, нельзя говорить о какой-то особой идеологии вражды и завоевания со стороны тюрок, которая бы оказалась главным фактором их успеха в разрушении византийской цивилизации2.

Во-вторых, другая, много 1 Определение «вождества / chiefdorn»: «An autonomous political unit comprising a number of villages or communities under the permanent control of a paramount chief» (Carneiro R.L. The Chiefdom: Precursor of the State // The Transition to Statehood in the New World / Ed. Cambridge, 1981. 37-79); о возникновении и эволюции концепции «вождества» см. Nomads and Ottomans in Medieval Anatolia. Bloomington, 1983. Разработки P.

Линднера были подхвачены и детализованы многими исследователями: Imber С. Paul Wittek's De la défaite d'Ankara à la prise de Constantinople // Osmanli Araçtirmalan.

65-81; Jennings R.C. Some Thoughts on the Gazi-Thesis // WZKM. 151-161; Beldiceanu-Steinherr I. Analyse de la titulature d'Orhan sur deux inscriptions de Brousse // Turcica. 223-240; Lowry H. The Nature of the Early Ottoman State.

Albany, 2003; Heywood С. The 1337 Bursa Inscription and its Interpreters // Turcica. Также серию статей Кита Хопвуда о византийско-тюркском пограничье в Анатолии: Hopwood К. Nomads or Bandits? The pastoralist/sedentarist interface in Anatolia // Manzikert to Lepanto. The Byzantine World and the Turks 1071-1571 / Ed.

Ursinus Byzantinische Forschungen. 179-194; Hopwood К. The Byzantine-Turkish Frontier.

1250-1300 I I Acta Viennensia Ottomanica: Akten des 13. ClEPO-Symposiums / Eds. Prochâzka-Eisl und С. 153-161; Hopwood K.R. Low-level Diplomacy between Byzantines and Ottoman Turks: the Case of Bithynia // Byzantine Diplomacy / Ed. Shepard and S.

London, 1992. 151-158: Hopwood K.R. Peoples, Territories, and States: The Formation of the Begliks of Pre-Ottoman Turkey // Decision Making and Change in the Ottoman Empire / Ed. Kirksville, Mo., 1993. 129-138; Hopwood K.R.

Osman, Bithynia and the Sources // Archiv Orientälni. 155-164; Hopwood K.R. Turkmen, Bandits and более ранняя тенденция в историографии связана с антропологическими исследованиями в области повседневной жизни Анатолии и Балкан. Совершенно новый подход к проблеме греко-тюркских взаимоотношений был в свое время предложен блестящим ученым Фредериком Хаслуком1.

Английский исследователь, на примере верований, суеверий, обычаев и магических обрядов, циркулировавших, по преимуществу, в низших социальных пластах анатолийского и балканского населения под властью тюрок, наглядно демонстрирует совершенно иной модус христианско-мусульманского взаимодействия и взаимопроникновения, которые зачастую результировались в некоем неразделимом синкретическом единстве элементов обеих религий и культур в сознании греческого и тюркского обывателя. Хаслук был пионером в исследовании многих тем: учение Бекташи и роль христианских персонажей в низовом и мистическом мусульманстве (Христос, Св.

Георгий, Иов, св. Харитон, Семь Эфесских отроков), связи между мавлави и христианами, почитание мусульманами христианских святых мест, мусульманские легенды, связанные со св. Софией, тайное крещение у мусульман, христианские амулеты у тюрок и т.д.

Эта линия получила признание и дальнейшее развитие только после Второй мировой войны в преимущественно антропологических исследованиях, изучавших синкретические феномены в переживаемой низовой религиозности и культуре2. Nomads: Problems and Perceptions // Ed.

Bacqué-Grammont & E. Van Donzel Comité International d'Études Pré-Ottomanes.

Vie Symposium. Istanbul, 1987. Christianity and Islam under the Sultans. Oxford, 1929. 2 Anthropology, Archeology and Heritage in the Balkans and Anatolia or the Life and Times of F.W. Hasluck (1878-1920) / Ed.

David Shankland. Istanbul, 2004; Syncrétismes et heresies dans l'Orient seldjoukide et ottoman (XIVe-XVIIIe siècle) / Ed. Gilles Veinstein. Paris, 2005 (с дальнейшей библиографией). В последние десятилетия наиболее ярким исследователем симбиоза и взаимовлияния греческого и тюркского культурных элементов стал французский тюрколог и грецист Мишель Баливе, который, подобно Фредерику Хаслуку, концентрируется на позитивных трансформациях византийского и тюркского культурных субстратов, приводивших к постепенному их сближению.

Баливе с успехом делает это, в частности, и на византийском материале, составляя противовес концепции Сп. На основе широкого привлечения новейшего материала религиозных, культурных, политических контактов между греками и тюрками французский исследователь, не отрицая самого наличия конфликта между Византией и тюрками в военно-политической сфере, объединяет византийский и тюркский элементы в пределах одного пространства, обладающего известным этно-культурным единством — «Романии-Рума», ибо не только греки трансформировали тюркский мир, но и тюрки в его концепции оказывают осязаемое влияние на греко-византийский субстрат на уровне народной культуры, повседневности и мистического интеллектуализма. В ходе контактов с мусульманским миром (как и с Латинским Западом) сама Византия претерпевала, хотя и скрытые, но несомненные перемены, равно как эволюционировали и тюрки, занявшие завоеванное ими «римское» (т.е. Византийское) географическое пространство. Это обоюдное преобразование происходило в направлении исчезновения наиболее непримиримых между обоими мирами противоречий. Взаимное изменение культур следует учитывать при исследовании истории формирования «полиэтнического стиля жизни»1.

Romanie byzantine et pays de Rûm turc: Histoire d'un espace d'imbrication gréco-turque, Istanbul, 1994; Balivet M. Byzantins et Ottomans: Relations, interaction, succession. Istanbul, 1999; Balivet M. Islam mystique et révolution armée dans les Balkans ottomans. Vie du Cheikh Bedreddîn le « Hallâj des Turcs» (13).

Istanbul, 1995; Balivet M. Turcobyzantiae: échanges régionaux, contacts urbains. Istanbul, 2008. Также Нельзя не признать плодотворность подхода М. Баливе, который делает значительный шаг в реконструкции именно микроуровня контактов, некоего специфического пространства греко-тюркского «примирения» (une aire de conciliation).

Тем не менее, этот подход не особенно популярен в современной византинистике. И этому есть свое, довольно простое объяснение — концепция Сп.

Вриониса более лаконично и точно обрисовывает суть греко-тюркской встречи как исторического феномена. Во всем комплексе проблем, связанных с византийско-тюркскими взаимоотношениями, можно выделить две самоочевидные аксиомы, которые и заставляют исследователей делать выбор (осознанный или подсознательный) в пользу концепции Сп. Во-первых, все многообразие фактов взаимоотождествления греческого и тюркского элементов для греческой стороны явилось результатом вынужденного и нежелательного приспособления к внезапно изменившимся условиям, которые носили однозначно разрушительный характер для традиционных форм жизни автохтонов. Во-вторых, проблема греко-тюркского взаимодействия должна быть оценена в контексте ближайшей исторической перспективы, которая однозначно указывает на то, что главнейшим результатом византийско-тюркских контактов явилось исчезновение самой Византии как цивилизационного феномена: было бы слишком рискованной и несправедливой натяжкой перетолковывать этот неоспоримый факт гибели цивилизации как некую метаморфозу Византии в новом тюркском/турецком образе. Концепция Сп. Вриониса в этом смысле более точно и честно обрисовывает эту конечную суть греко-тюркской встречи как исторического наш обзор: Шукуров Р.М.

Зона контакта: проблемы межцивилизационных отношений в современной византинистике (рец. На: Арутюнова-Фиданян В.А. Армяно-византийская контактная зона (X-XI вв.). Результаты взаимодействия культур. М., 1994; Balivet М.

Romanie byzantine et pays de Rûm turc: Histoire d'un espace d'imbrication gréco-turque, Istanbul, 1994) // BB. Таким образом, как мы видим, тема византийско-тюркских взаимоотношений остается актуальной по сию пору именно в силу ее прямой связи с поисками ответа на вопрос о причинах исчерпания византийской цивилизации. Отталкиваясь от представленного очерка наиболее значимых для нас подходов, можно теперь попытаться сформулировать предмет, цели и задачи нашего исследования.

По высказанным причинам мы, придерживаясь линии А. Вехтера и Сп. Вриониса, продолжаем интерпретировать греко-тюркскую встречу в ракурсе по преимуществу цивилизационного конфликта, конфликта, гибельного для одной из сторон.

Однако материал византийско-тюркских контактов, извлекаемый из корпуса разнообразных письменных и материальных источников, позволяет существенно скорректировать и дополнить общие установки современных концепций. Сближаясь с М. Баливе, мы склонны рассматривать тюркское начало не только как внешний военно-политический фактор, воздействовавший на византийскую цивилизацию извне, но, по крайней мере с XIII в., и как один из действенных социальных и культурных элементов, трансформирующих сам византинизм.

Однако очевидна существенная недостаточность описанных выше подходов. Ни концепция противостояния, ни концепция взаимоуподобления не выходит за пределы бинарной исследовательской стратегии «влияний», рассматривающей византийский и тюркский элементы, как внешние по отношению друг к другу субъекты. Необходимо интериоризировать проблему тюркского влияния и рассмотреть, насколько глубоко проник тюркский элемент в толщу византийской культуры и в каком направлении он трансформировал византийские общество и культуру. В настоящей работе я предлагаю описать тюркское начало как один из элементов самой поздневизантийской цивилизации. Этот специфический ракурс отличает мой подход и от последователей концепции противостояния, и от тех, кто развивает концепции взаимоуподобления греков и тюрков. Еще одно существенное возражение по поводу имеющихся подходов.

Как известно, после катастрофы 1204 г. Византийский мир распался на два главенствующих анклава: первый в рамках настоящей работы мы будем называть западновизантийским, обнимающим Никейскую и Палеологовскую империи и византийский Эпир, и второй - восточновизантийский, совпадающий с границами Трапезундской империи.

В историографии до сих пор не делалось попыток систематически изучить региональные особенности взаимоотношений этих анклавов с тюркским началом, а как показывают частные исследования (см. Ниже), такие особенности, несомненно, имели место быть.

Реконструкция двух моделей реакции на тюркский культурный субстрат (западновизантийской и восточновизантийской) и их систематическое сравнение могло бы дать новую значимую информацию для углубления нашего понимания поздневизантийской ойкумены и конечных судеб византинизма. И, наконец, последнее: как Сп. Врионис, так и М. Баливе концентрируются почти исключительно на взаимодействии византийцев и анатолийских тюрков, упуская из вида, что существовала и другая парадигма - взаимоотношения византийцев и балканских тюрков-кочевников, которые продолжались с средневизантийского периода вплоть до завоевания османами Балкан в последней четверти XIV. Само собой разумеется, что это упущение с необходимостью должно быть восполнено; сравнительный анализ «анатолийской» и «балканской» парадигм может открыть новые ракурсы проблемы.

Таким образом, предметом исследования является само византийское общество и культура, и их реакция на имплантацию в них тюркского культурного элемента, а именно те социокультурные трансформации, которые испытала византийская цивилизация в результате включения в себя тюркского начала. Мы говорим не только о «внешних» влияниях на византийскую цивилизацию, но скорее о существенной ее перестройке в результате включения в ее горизонт тюркского начала как одного из элементов «своего». Определение характера и меры освоения тюркского начала византийским обществом и культурой позволит более предметно ответить на вопрос о причинах неэффективности поздневизантийской цивилизации перед лицом внешних завоеваний в Х1П-ХУ вв. Не отрицая влиятельности внешнего военно-политического (Сп.

Врионис) и внешнего культурного (М. Баливе) факторов для судеб византинизма, нам представляется не менее важным изучить явные и подспудные трансформации в самой византийской ментальности, приведшие к ее экзистенциальному поражению. Отсюда же вытекают хронологические и географические рамки исследования.

В фокусе исследования находится поздневизантийский период с 1204 по 1453 г. именно тогда наблюдаются кардинальные изменения традиционных парадигм византийской идентичности, а также и изменения в отношении византийцев к тюркам. При этом, византийская ойкумена должна быть рассмотрена целостно, с учетом обеих ее главных вариантов - западновизантийского (Западная Анатолия и Балканы) и восточновизантийского (Трапезундская империя). Из сформулированной интерпретационной стратегии проистекают и конкретные цели исследования. Цель нашего исследования состоит 1) в выявлении тех сфер византийской социальной и культурной реальности, которые претерпели трансформацию под воздействием встречи с тюрками, и 2) в определении меры воздействия этих трансформаций на «иммунные» механизмы византийской цивилизации. Важно выяснить реакцию на встречу с тюрками самого византинизма, как живого и борющегося (пусть, в конце концов, и проигравшего) цивилизационного организма: как на микроуровне индивидов, дворцового, церковного, городского и сельского быта переживала византийская цивилизация свое отступление перед лицом более мощных противников.

Воссоздание зримой картины исторического проигрыша Византии в этом цивилизационном противоборстве прояснило бы достаточно многое, а главное — действительную роль тюркских народов в трагедии, постигшей византийский мир, равно как и реальное соотношение между «внутренними» и «внешними» факторами истощения жизнеспособности византинизма. Для достижения обозначенных целей следует поставить и разрешить следующие конкретные задачи исследования, лежащие в двух плоскостях: первая группа вопросов относится к сфере социальной и антропологической, вторая группа задач относится к плоскости по преимуществу социолингвистической и ментальной. Во-первых, в качестве рабочей гипотезы в наших прежних исследованиях выдвигалось предположение о наличии на византийских территориях групп «византийских тюрков», т.е.

Тех тюрков, которые приняли византийское подданство и были расселены византийской администрацией в империи. Заключение научной работы диссертация на тему 'Тюрки в византийском мире в XIII-XV вв.' Лорана основываются на анализе нотиций конца XV. В евангелиарии Barber.gr. 449, касающихся предков некоего Матфея Мелика Рауля. Согласно этим заметкам неназванный по крестному имени прародитель Меликов происходил из Персии (т.е.

Сельджукского Рума) и пришел с конным войском спасать Константинополь. Вполне возможно, что это - указание на переезд в Византию 'Изз ал-Дина Кайкавуса II в преломлении семейной традиции: султан, действительно, привел с собой конное войско.

Заметка называет прародителя aùGéviriç, что можно понять и как «государь», т.е. Указание на принадлежность его к царской крови; это вполне применимо к малику Константину. Кроме того, сообщается, что головной убор прародителя был украшен огромным красным камнем (памирский лал?), а по велению императора он носил синее одеяние.

Как справедливо отмечает В. Лоран, большие драгоценные камни на головном уборе были царским атрибутом, синее же платье указывало на то, что он обладал достоинством севастократора или кесаря. Таким образом, делает вывод В. Лоран, наиболее подходящим претендентом на роль основателя рода Меликов является Константин Мелик1. Мы полностью разделяем эту точку зрения. Ранг наместничества, которым был облечен Константин в Веррии и Пигах, предполагал высокий статус в иерархии чинов.

Константин может считаться эмигрантом первого поколения, ибо, скорее всего, он родился еще в Сельджукском султанате, а к 1264/1265 г., в момент бегства отца из Византии, был несовершеннолетним и находился при женщинах султана. Судя по Пахимеру, восточное почетное именование малик сначала перешло в прозвище Константина, а позже, судя по пометкам в евангелиарии, трансформировалось в фамильное имя, что было совершенно обычным для византийской антропонимики. Хотя Пахимер и не упоминал о 1 Laurent V. Une famille turque. Ср.: Жаворонков П.И. Тюрки в Византии. Достоинстве или чине Константина, однако нотиции указывают на то, что он был, скорее всего, почтен одним из высших достоинств севастократора или кесаря, стоящих на самом верху византийской табели о рангах1.

Потомками Константина Мелика, вероятно, были ÂGTpa7rûpr ç МШкг с; (PLP. № 1597, известен в 1338-1343 гг.), 'Pcdr ç МШкг )a:ávoтог, тог) ЬогЛтсоюг) sksivod ). В завещании Феодора Сарантина, датированном октябрем 1325 г., среди перечисленных движимых и недвижимых богатств, отказанных монастырю Иоанна Предтечи в Веррии, вновь упоминается земля, прежде принадлежавшая его тестю3. Этот документ несет дополнительную 1 Zachariadou Е. Oi xpictiavoi.; Жаворонков П. Тюрки в Византии. 334, 336.71-72.

Информацию о Султане. Во-первых, тесть Сарантина назван по своему крестному имени - кирц Äöaväoioq о LovAravoc;, отсутствующему в предыдущем документе, отмечается его исключительно знатное происхождение (ейуеуестато^). Во-вторых, из того же документа известно, что единственной женой Феодора Сарантина была Евдокия Дукена Ангелина Комнина (PLP, № 151), которая, следовательно, и была дочерью упомянутого Афанасия Султана1. Судя по имени дочери, Афанасий Султан был женат на весьма знатной даме - некоей Дукене Ангелине Комнине. В-третьих, документ сообщает некоторые подробности о бывших владениях Афанасия, перешедших к Феодору Сарантину в качестве приданного - это пашня и лес в Команице.

Селение Команица, весьма обстоятельно описанное Василики Кравари, располагалось примерно в 5 км севернее Веррии на южном берегу реки Трипотам. Лес, упомянутый в документах, ныне не существует, но сохранялся в восточных окрестностях селения до 1958 г.3 Небезынтересно само название села - Ko^iaviT^ri, происходящее от этнонима Kopavopiaico u.évou Xóyyou ка1 tcov úAx)KOftícov, каОозс ларе506г rcpóq це Siá yuvauceíat; лрогкод кш кабак; SKpáTev сшто кои ó evyevéamxoq nevOepóc (íou KÚpic AOavácrioc ó EouXxávoc; £7ri ypóvoiq noXXoiq, Kai éyco rí5r rqv стгщвроу xpóvouc тваааракоутае^».

Прочтение П.И. Жаворонковым этого отрывка ошибочно: исследователь посчитал, что упомянутые тут «восемьдесят лет» являются указанием на возраст Афанасия Султана в момент его смерти (Тюрки. Theocharides G.

Mía Sia0rjKT. J Zachariadou E. Oí -/pianavoi. 4 Chionides G. 'Icrropía Tfjq Bepoíaq.

Если его дочь Евдокия достигла брачного возраста (12 лет) и вышла замуж к 1279 г., то родилась она не позже 1267 г., а скорее всего, раньше. В таком случае, сам Афанасий родился не позже, чем 1250-1251 гг., чтобы на момент рождения дочери достичь репродуктивного возраста (16-17 лет)1. В таком случае он не мог приходиться сыном султану 'Изз ал-Дину, который родился в 1237 г. И которому в 1250-1251 г. Было всего 13-14 лет.

При этом, известно, что старшим сыном 'Изз ал-Дина был, скорее всего, Мас'уд. Относительно датировок, содержащихся в актах, следует отметить следующее.

Оба документа содержат еще одно временное указание, которое может быть растолковано лишь гипотетически. В документах утверждается, что Афанасий Султан владел неким поместьем «восемьдесят лет» (в хрисовуле 1324 г.) и «восемьдесят и больше лет» (в завещании 1325 г.), указывая, таким образом, примерно на 1244 г. Как время водворения тут Афанасия. Захариаду, принятому В.

Кравари, Афанасий или его отец могли получить эту землю лишь после 1261 г., времени переселения 'Изз ал-Дина Кайкавуса II в Византию^ Однако мы не можем игнорировать этого указания Феодора Сарантина - очевидно, что представление об этих «восьмидесяти годах» хранилось в семейной памяти и было привнесено его женой и тестем Афанасием Султаном, которые подразумевали некое конкретное событие в прошлом. Что могла обозначать эта настойчивая ссылка на восьмидесятилетнее владение землей Афанасием? Скорее всего, Феодор Сарантин и его информаторы об этой дате подразумевали возвращение в этот регион никейцев - Иоанн III Ватац 1 Ср.: Жаворонков П.И Тюрки. 171 (годом рождения Афанасия дается 1244 г. Что ошибочно). 336.71-72 («Kaxsxôpeva жхр' айтой те (ка1) той îrsvOepoû айтой той Sou).tavou 8K8Îvou s ni xpôvoiç г8г ôySofjKovia»), № 64, p.

356.69-70 («tt'v tcov оу8ог коута ка1 ènÉKEiva xpôvcov тайтг У»). 3 Zachariadou E. Oi xpicmavoi. 70; Kravari V. Villes et villages.

Захватил долину Вардара, Фессалонику и Веррию как раз осенью-зимой 1246 г.1 Интересный материал дает энкомий Феодора II Ласкариса своему отцу Иоанну III Ватацу. По утверждению Феодора II, Иоанн III переселял половцев в Малую Азию, а анатолийских тюрков, напротив, - на Запад, т.е. На Балканы2 (Беоцец toútcov tùç àvTiGTâoeiç rcpôç тàç Ôvo ràç àGcpaXcaç). Более того, утверждается, что сам «Перс», т.е.

Султан 'Ала ал-Дин Кайкубад I (1220-1237) «прислал своих сыновей» к Иоанну III, которые поселились в империи3. О переселении половцев в 1241/1242 г.

Хорошо известно из других источников, о чем уже говорилось выше. Нет причин не доверять Феодору II в том, что какие-то анатолийцы были переселены на Балканы и что какие-то дети султана по той или иной причине оказались на территории Никейской империи. Следовательно, можно предположить, что Афанасий Султан на самом деле был одним из сыновей Кайкубада I, поселившимся в империи и отправленным в область Веррии после ее отвоевания в 1246 г. Ничего удивительного, если семейная память удревнила пребывание Афанасия на этих землях всего на 1-2 года. Если Афанасий Султан был действительно сыном Кайкубада I, то 'Изз ал-Дин Кайкавус II приходился ему племянником. Похоже, это единственная правдоподобная интерпретация, не противоречащая данным сохранившихся источников. 78-84; Kravari V.

Villes et villages. Teodoro II Duca Lascari.

Encomio dell'Imperatore Giovanni Duca / Ed. Naples, 1990. 50.95-98: icai yap то Ttpiv вк xrjç SuTucfjç Kai tcùv 5utuccûv x®pioov àjrooTrâaaç tôv Sicú9r v rfj ¿фа ëSva SoûÀxx та toutou yewr iaTa oweiçriyayeç, Kai à naJAiaq xéicva та Персика Secpeïç toijtcùv xàç аупатсссец npàç me Suapàç àocpaÀxùç. Также об этом энкомии: Langdon J.S.

Byzantium's Last Imperial Offensive in Asia Minor. The Documentary Evidence for the Hagiographical Lore about John III Ducas Vatatzes' Crusade against the Turks. 1222 or 1225 to 1231. New York, 1992.

3 Teodoro II Duca Lascari. 50.88-92: Пврсгг с. Ка1 TSKva aoi cpépei Kai Хргщата SíScooi Kai, то KaivÓTaTOv, àjioïKiGpoijç tcûv 0роф1)/.шу ópcov, тиргаакоцехю^ xrjv ^xriv. Из семьи Афанасия Султана, помимо его дочери Евдокии и Феодора Сарантина, другие лица нам неизвестны.

Много больше имен сохранилось от других Султанов, которые восходили к другому ближайшему родственнику 'Изз ал-Дина Кайкавуса II. Родоначальником этих Султанов является некий Sou^iáv (PLP. № 26333), упомянутый Мануилом Филом как отец Дмитрия Палеолога Султана (Дгщг трюA/rávo?—) с тем же значением1. Проблема заключается в семантике имени. Ясно, что имя безошибочно ассоциирует его владельца с мусульманским миром. Однако проблема заключается в том, что Maoyiôàç, в отличие от других личных имен, обсуждаемых здесь, не имело восточных эквивалентов. В отличие от христианской традиции, в которых личные имена со значением «церковь» обычны (ит.

Chiesa, Tempio, фр. Temple, англ. Kirche и т.п.), традиционная мусульманская антропонимика никогда не использовала «мечеть» в качестве личного имени или прозвища.

Можно выдвинуть два возможных объяснения. Во-первых, Maoyiôàç вполне могло обозначать выходца из мусульманской страны со значением «азиат», 1 MoravcsikGy. Происходящий из мусульман», возможно, с уничижительным оттенком. Возможно, оно синонимично прозвищам Ayapr voc; (см. Гесорукх; о Ayaprivoq1) и SapaKr)v6q. Второй и менее вероятный вариант: MacytSaq могло быть эллинизированным и неправильно интерпретированным византийцами арабским именем Маджид ^ «Славный».

Apa(3avTr vdукА.г т1к6с; арусоу Фессалоника 1421 АМг IV. Список научной литературы Шукуров, Рустам Мухамедович, диссертация по теме 'Всеобщая история (соответствующего периода)' 1. Античные теории языка и стиля. Апанович О С. К вопросу о должности кундастабла у Сельджукидов Рума в XIII в.: кундастабл руми и Михаил Палеолог // ВВ. Арутюнова-Фиданян В.А.

Армяне-халкидониты на восточных границах Византийской империи. Ереван, 1980. Арутюнова-Фиданян В.А. Армяно-византийская контактная зона (X-XI вв.). Результаты взаимодействия культур. Арутюнова-Фиданян В.А. «Повествование о делах армянских» (VII в.): источник и время.

Арабско-русский словарь. О византийской аристократической семье Гаврас // ИФЖ. M., 1963-1977. Бартолъд В В. Хафизи Абру и его сочинение // Al-Muzaffariya.

Сборник статей учеников профессора барона Виктора РомановичаРозена ко дню двадцатипятилетия его первой лекции. 1-28 =Бартольд В.В. Византийская этнонимия: архаизация как система // Античная балканистика.

Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. К изучению византийской этнонимии // ВО. Пути имманентного анализа византийских источников по средневековой истории СССР: (XII—первой половины XIII вв.) // Методика изучения древнейших источников по истории народов СССР.

Свод византийских свидетельств о Руси. Бибиков М.В, Византийская историческая проза. Византийские источники по истории древней Руси и Кавказа.

К вопросу об иноземцах в византийской государственной элите // Бибиков М.В. Очерки средневековой истории экономики и права.

Очерки средневековой истории экономики и права. Сведения о пронии в письмах Григория Кипрского и «Истории» Георгия Пахимера // ЗРВИ. Мир торговли и политики в королевстве крестоносцев на Кипре (1192-1373).

Богданова Н.М. Херсон в X-XV вв. Проблемы истории византийского города // Причерноморье в средние века / Ред. Асеневци (1186-1400). Генеалогия и просопография. Бородин O.P., Гукова С.Н. История географической мысли в Византии.

СПб., 2000 21. Византийская Италия в VI-VIII вв. Барнаул, 1991. Нашествие варваров: появление тюрок в мусульманском мире // Мусульманский мир.

950-1150 / Ред. Сравнительный словарь тюркско-татарских наречий.

СПб., 1869-1871. Булгакова В.И. Конфликтная зона Черное море: загадка вооруженного инцидента 1278 года из маргинальных заметок Сугдейского синаксаря // Причерноморье в средние века / Ред. Вальденфелъс Б.

Своя культура и чужая культура. Парадокс науки о «Чужом» (перевод О. Кубановой) // Логос. Васильев A.A. История Византийской империи. Васильев A.A. Ласкарь Канан, византийский путешественник XV.

По северной Европе и в Исландии. Харьков, 1914. Васильевский В.Г. Византия и печенеги // Васильевский В.Г. Великая степь в античных и византийских источниках. Сборник материалов / Составл.

Алматы, 2005. Берлинский А.Л. Античные учения о возникновении языка. Гадамер Х.-Г. Истина и метод.

А., Орешкова С. Очерки истории Турции.

Имя и история. Об именах арабов, персов, таджиков и тюрков.

Гордлевский В. Государство Сельджукидов Малой Азии. К вопросу об источниках географического трактата Плифона // ВВ. Начало геометрии. Формы и функции языкового плюрализма в Византии (IX-XII вв.) // Чужое: опыты преодоления (очерки по истории культуры Средиземноморья) / Ред.

Мишель Турнье и мир без Другого // Турнье М. Пятница, или тихоокеанский лимб. Византийские фрески. Средневековая Сербия, Далмация, славянская Македония. Известия Лаоника Халкокондила о России (I, 122.5-126.9) // ВВ. Древнетюркский словарь / Ред. Наделяев, Д.М.

Насилов, Э.Р. Тенишев, A.M. Ленинград, 1969. Славянски местни и лични имена във византийските описни книги // Известия на Институт за български език. Проучавагье словенске антропони^ке гра^е у практицима XII и XIII века // Зборник радова Византолошког института. Жаворонков П.И.

Никейская империя и Восток // ВВ. Жаворонков П.И.

Тюрки в Византии (XIII-середина XIV в.). Часть первая: тюркская аристократия//ВВ. Картвельское население Понта в XIII-XV вв.: диссертация. Кандидата исторических наук: 07.00.03. Этнический состав населения Понта в XIII-XV вв. И некоторые вопросы топонимики Понта. Часть II: чаны // BS.

Этнический состав населения Понта в XIII-XV вв. Часть I: Лазы // BS.

Эгейские эмираты в XIV—XV вв. Москва, 1988. О путях интеграции иноплеменников в Византийской империи в VII-X вв. (преимущественно на примере славян) // Византия между Западом и Востоком / Ред.

Иностранцы в Византии. Византийцы за рубежами своего государства. Тезисы докладов конференции. Москва, 23-25 июня, 1997 г. НаМэгагс^/А: Су.

Социальный состав господствующего класса Византии XI-XII вв. Характер и эволюция господствующего класса в Византии в ХЗ-ХП вв. Армяне в составе господствующего класса Византии в ХЗ-ХП вв. Ереван, 1975.

История Трапезундской империи. Итальянские «бароны» трапезундских императоров // ВВ. Латинская Романия. Путями средневековых мореходов: Черноморская навигация Венецианской республики в XIII XV вв. Венецианская работорговля в Трапезунде (к.

15 вв.) // ВО. Итальянские морские республики и Южное Причерноморье в Х1П-ХУ вв.: проблемы торговли. Культура Трапезундской империи // Культура Византии.

Сельское хозяйство Трапезундской империи по данным османской налоговой описи (ок. 1486 г.) // ВО. Трапезунд и Константинополь в XIV.

Трапезундская империя и западноевропейские государства в XIII-XV вв. Коробейников ДА. Из 1УГГРАФ1КШ IETOPIQN Георгия Пахимера // ВВ. Мировоззрение и социально-политические взгляды византийского историка Дуки // ВВ. Красавина С.К. Византийский историк Дука о восстании Берклюдже Муставы // Общество и государство на Балканах в Средние века. Калинин, 1980.

Крачковский И.Ю. Избранные сочинения. М., 1955-1960. Византийцы и их соседи в проповедях Михаила Хониата // Причерноморье в средние века / Ред.

Культура Византии / Ред. Удальцова, Г.Г. М., 19841991.

Тюрки В Доистории Скачать

Литаврин Г.Г. Болгария и Византия в XI-XII вв. История византийской живописи. Литаврин Г.Г. Византийское общество и государство в X-XI вв. Моливдовулы греческого Востока. Лобовикова К.И.

Византия и Запад: поиски путей к примирению мусульман и христиан: (По поводу книги М. Баливе) // ВВ.

Византийский патриотизм в ХУ. И проблема церковной унии // Славяне и их соседи.

Этнопсихологические стереотипы в Средние века. Константинопольский патриархат и османская религиозная политика в конце XIV первой половине XV.

Константинопольская патриархия и церковная политика императоров с конца XIV. До Ферраро-Флорентийского собора (1438-1439) //ВВ. Греческие жития святых VIII-IX вв. Петроград, 1914. Любарский Я.Н. Критский поэт Стефан Сахликис // ВВ. Грамматика чанского (лазского) языка.

Медведев И.П. Византийский гуманизм XIV-XV вв. Медведев И.П. Очерки истории и культуры поздневизантийского города. Медведев И.П. Очерки византийской дипломатики (частноправовой акт). Медведев И.П.

Правовая культура Византийской империи. Жизнь и труды святителя Григория Паламы. Введение в изучение. Море и берега. К 60-летию Сергея Павловича Карпова от коллег и учеников / Ред. Орешкова С.Ф. Византия и Османская империя: проблемы преемственности // Византия между Западом и Востоком.

Орешкова С.Ф. Становление Османской империи: ислам и византийское наследство // Османский мир и османистика Сб. К 100-летию со дня рождения A.C. Плетнева С.А.

Феноменология тела. Введение в философскую антропологию (Материалы лекционных курсов 1992-1994 гг.) М., 1995. Поляковская М.А. Латинофил и латинянин: письма Димитрия Кидониса к Симону Атуману // АДСВ.

Поляковская М.А. Место императорской стражи в византийском церемониале XIV. // Море и берега. К 60-летию Сергея Павловича Карпова от коллег и учеников / Ред. Поляковская М.А. Портреты византийских интеллектуалов.

Поляковская M. Сакрализация парадной жизни византийского императорского дворца эпохи Палеологов // Известия Уральского государственного университета. Пономарев А.Л. Территория и население генуэзской Кафы по данным бухгалтерской книги массарии казначейства за 1381-1382 гг.

// Причерноморье в средние века / Ред. Опыт словаря тюркских наречий. СПб., 1893-1911.

Расовский Д.А. Половцы // SK. 247-262; ibid. 161-182; ibid. 155-178; ibid.

Севортян Э.В. Этимологический словарь тюркских языков. Славянская этимология на индоевропейском фоне // Вопросы языкознания. Избранные труды по языкознанию и культурологии. Сметанин В.А. Византийское общество XII-XV веков (по данным эпистолографии). Свердловск, 1987.

Степанов A.C. Труд Дуки как источник по истории восстания Берклюдже Мустафа // ВВ. Персидская литература.

Био-библиографический обзор / Переработал и дополнил Ю.Э. Тверитинова A.C.

К вопросу об изучении первого антифеодального восстания в средневековой Турции // Византийский временник. Эней человек судьбы. К 'средиземноморской' персонологии. Троицкий И.Е.

Арсений и арсениты // Христианское чтение. 1867; 1869; 1871. Трубачев О.Н. Примечания к Rudnyckyj J.B.

Рец.: Georgakas D.J. Ichthyological Terms. 11 Этимология 1980. Успенский Ф.И.

Византийские историки о монголах и египетских мамлюках // ВВ. Успенский Ф.И. История Византийской империи (XI-XV вв.). Успенский Ф.И. Очерки по истории византийской образованности. Успенский Ф.И.

Очерки из истории Трапезундской империи. Фархднги забони точ,икй (аз асри X то ибтодои асри XX). Москва, 1968. Этимологический словарь русского языкÐ.

Сулейменов, Олжас (1936-). Тюрки в доистории Текст: о происхождении древнетюркских языков и письменностей / Олжас Сулейменов. Алматы: Атамұра, 2002. 318, 1 с.: табл.; 22 см.; ISBN 9965-05-662-5 Перед вып. Авт.: Сулейменов, Олжас Омарович Филологические науки.

Тюрки В Доистории

Художественная литература - Языкознание - Тюркские языки - История языка - Общая история языка - Древний период Филологические науки. Художественная литература - Языкознание - Тюркские языки - Письмо - История письма Филологические науки. Художественная литература - Языкознание - Общее языкознание - Общетеоретические проблемы - Происхождение языка FB 2Р 9/195-8. LDR 01625nam#a2200253#i#4500 089 05102105.0 008 0####kz# #r#####0 #u#rus d 017 ## $a И1617-03 $b RuMoRGB 020 ## $a 9965-05-662-5 040 ## $a RuMoRGB $b rus $e ГОСТ 7.1-84 с изм. 041 0# $a rus 044 ## $a kz 084 ## $a Ш163-011,0 $2 rubbk 084 ## $a Ш163-80,0 $2 rubbk 100 1# $a Сулейменов, Олжас $d 1936- 245 00 $a Тюрки в доистории $h Текст: $b о происхождении древнетюркских языков и письменностей $c Олжас Сулейменов 260 ## $a Алматы $b Атамұра $c 2002 300 ## $a 318, 1. $c 22 см 500 ## $a Перед вып. Авт.: Сулейменов, Олжас Омарович 650 #7 $a Филологические науки.

Художественная литература - Языкознание - Тюркские языки - История языка - Общая история языка - Древний период $2 rubbk 650 #7 $a Филологические науки. Художественная литература - Языкознание - Тюркские языки - Письмо - История письма $2 rubbk 650 #7 $a Филологические науки. Художественная литература - Языкознание - Общее языкознание - Общетеоретические проблемы - Происхождение языка $2 rubbk 852 ## $a РГБ $b FB $j 2Р 9/195-8 $x 70. Описание Автор Сулейменов, Олжас Заглавие Тюрки в доистории Текст: о происхождении древнетюркских языков и письменностей Дата поступления в ЭК Каталоги Книги (изданные с 1831 г. По настоящее время) Сведения об ответственности Олжас Сулейменов Выходные данные Алматы: Атамұра, 2002 Физическое описание 318, 1 с.: табл.; 22 см ISBN ISBN 9965-05-662-5 Примечание Перед вып. Авт.: Сулейменов, Олжас Омарович Тема Филологические науки.

Художественная литература - Языкознание - Тюркские языки - История языка - Общая история языка - Древний период Филологические науки. Художественная литература - Языкознание - Тюркские языки - Письмо - История письма Филологические науки.

Олжас Сулейменов Тюрки В Доистории Скачать

Художественная литература - Языкознание - Общее языкознание - Общетеоретические проблемы - Происхождение языка BBK-код Ш163-011,0 Ш163-80,0 Язык Русский Места хранения FB 2Р 9/195-8.